Живём на белом свете, радуемся дружбе, удивляемся. Редкая это вещь – дружба человеческая.
Другом был Илье Николаевичу Нешумов, "Нешумчик", так мы его звали, Владимир Вячеславович. Как скорлупки грецкого ореха раскололись и обнажилась пустота с уходом Нешумова. Ему, другу Хегаю, писал Владимир Вячеславович: "Что, Илюша, ноша ли душа или окрыленная?…" Не стало друга у Ильи Николаевича, оставил его одного на белом свете. Успел всё же написать о нём жизнеописание. Великое ему за то спасибо – и не сделал бы это никто и так бы не сделал. "Хронику жизни художника И. Н. Хегая" опубликовал Старооскольский художественный музей. Тиражом маленьким, сколько сил хватило. Издание, по существу, раритетное уже "от рождения".
О художнике Хегае публикаций много – от европейских энциклопедий до местных газет, есть сайт в Интернете. Больше сорока лет Илья Николаевич член Союза художников России. Есть, наверное, такие дела, которые можно делать не любя их, но только не живопись. Владимир Вячеславович, со слов Ильи Николаевича, из бесед-разговоров, от своего художественного провидения соткал повесть о мальчике-корейце. Родился на берегу залива Петра Великого, жил-бывал в городах большого Советского Союза, осел – прижился в нашем городе.
По словам матери, родился малец-удалец летом "когда в огороде зацветает тыква и картошка становится величиной с куриное яйцо". "Жили в трудах и безденежье, особой сытости не знали, но и не помирали с голоду. Имоза – "хочу всё знать", "В каждой бочке затычка", - везде совал свой любознательный нос..." - это из книги Нешумова. И следом в книге идёт страшный документ - Постановление Совета народных комиссаров Союза ССР и Центрального комитета ВКП(б) "О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края".
"Всё свершилось быстро, беспощадно и подло. Власти дождались поздней осени, когда люди убрали урожай... Не дали практически ничего взять с собой..." Везли через всю Сибирь больше месяца до окраины Караганды. "Что только не предпринимали, чтобы спастись от всё уничтожающего голода... Только что не воровали..." Рождались в семье дети, четверо умерло в младенчестве. Прошла большая жизнь. Илья Николаевич признавался, что "кошмары голода перестали сниться только в 1988 году".
И всё же чудо снизошло на голодного корейского мальчика. Это чудо встречи с Учителем. Владимир Александрович Эйферт не просто учительствовал, он дал детям своей студии образ жизни. Ссыльный художник, эрудит, европейски образованный человек и жаждущий желторот – сошлись судьбы.
После войны вышло "послабление" - корейцам разрешили перемещаться в пределах Казахстана. Тянуло учиться, но через два года, не выдержав голода, вернулся из Алма-Аты в родительскую землянку и изостудию Эйферта. Женился, дом построил. Какие силы оставались на живопись – уму непостижимо.
И снова "послабление" - разрешили корейцам перемещаться по Советскому Союзу. Так хотелось учиться, увидеть великую живопись. Но не смог жить в сыром Ленинграде, вернулся. Много работал, отступала нужда. И снова переезд, теперь уже в Рязань. У сорокалетнего человека наступил в жизни перелом, распалась семья. Новая семья, счастье в семье, но жизнь дом не давала. Илья мыкался в Рязани, Татьяна - в Темир-Тау. Никем другим и никак по-другому не мыслил себя художник. Только живопись, "капризная дама" определял Эйферт. Вечная благодарность и память об Учителе не покидает Илью Николаевича по сей день.
Как подарок судьбы случилась встреча с Виктором Попковым. Художнику Попкову выпала короткая жизнь и, к счастью, она осенила друга Илью. По рекомендации Виктора перебрался в Кишинёв и на радости - всей семьёй. Построил своими руками дом со светлой мастерской, то, о чём и мечтать не мог. Росли дети – сын Дима и малышка Наташа.
Важнее важного - встреча с великим Михаилом Греку, он "покорил его теплотой приёма, простотой общения, причудливостью биографии и происхождения, богатством разносторонних знаний... Илья почувствовал себя учеником...". И снова ждали перемены... Сколько ещё произойдёт событий в жизни художника Хегая, пока обретёт он место жизни, откуда уже не потянет вдаль.
Хоть и сказано, что нет пророка в своём Отечестве, они есть, живут среди нас. И творчество художника – его молитва. Музыкант звуками, писатель словом, художник - мазком кисти на холсте славят жизнь, печалятся и радуются.
Владимир Вячеславович Нешумов, сам незаурядный человек и писатель, служил своему другу художнику Хегаю словом. В их жизни всё было триедино - слово, цвет, музыка. Их беседы были похожи на раздумья философов и болтовню мальчишек одновременно. Нельзя было уловить грань шутки и высокой похвалы. Так прикрывалась нежность дружбы между двумя дорогими друг–другу людьми. Потери незаменимы.
Старый Оскол возник в жизни семьи Хегай неожиданно, оказалось, основательно и надолго. Владимир Вячеславович, его жена Лира Султановна Абдуллина навсегда остались его друзьями. Лира посвящала другу стихи, художник с любовью и благодарностью писал портрет поэтессы. И не пройти мимо вдохновенной работы. К счастью, она в Старооскольском художественном музее.
В Старый Оскол приехал зрелый художник, росла известность и по праву. В 80-е годы прошли персональные выставки в Старом Осколе, Белгороде и, как результат, закупались картины в музеи. Позже Илья Николаевич создаёт серию картин под впечатлением церквей города. Кто видел его белый "Храм" - забыть невозможно, "белый на белом с вратами древом и золотыми крестами, засверленными в белую высь...". "Больше ничего не пиши" - сказал ему приятель - художник.
В 80-е годы в городе появились строители-иностранцы. Зачасти ли в мастерскую. Отправляя картину за рубеж, горевал как за ребёнком и радовался - художник пишет для людей, для их души, для глаз и слуха. Да-да, для слуха. Картины звучать и рядом висящие переговариваются. Илья Николаевич сам всегда развешивал и менял местами: "Эта с этой говорит".
В августе 1991 года успех в Зальцгиттере, городе-побратиме. Выставку спонсировал "Осколцемент", а Владимир Вячеславович Нешумов был всем - и вдохновителем, и организатором и тем, кто обеспечивал, как теперь принято говорить, информационную поддержку. Несколько замечательных дней в Германии. Тёплый приём городских властей, оценка и восторг собратьев-художников и критиков, встречи и интерес горожан.
Представление о советском художнике на Западе было достаточно стереотипным. "В голове у меня стояло официальное искусство, картины прославленного рабочего класса. Но всё оказалось по-другому. Картины Хегая не имели ничего общего с государственным искусством. Они искрились красками, переливались сдержанными пастельными тонами или пронзали своей простотой, как например, "Капля мёда", - так писал в городской газете Зальцгиттера доктор искусствоведения Бродер-Генрих Кристианзен.
К выставке был издан каталог на двух языках - русском и немецком. Один из авторов писал: "Картины Хегая могут быть для зрителей, знакомящихся с ними, неудобными. Слишком долго следует всматриваться в картину, чтобы понять её. Но не говорит ли это в пользу картин? Не возвышаются ли они, тем самым, намного над большой частью картин, содержание которых распознаётся с первого взгляда... К посетителям выставки будут ставиться высокие требования. Они должны быть в состоянии вступить в немой диалог с символикой картин...»
Живопись, как никакое другое искусство, символична, часто условна и всегда многогранна. А вдуматься ведь - живое писание, вот что есть картина.
Вспомните август 1991 года. В России - путч, тревога. Илья Николаевич и Татьяна Дмитриевна ещё в Германии, визит продолжается. На наших экранах - "Лебединое озеро", на экранах Германии - танки в Москве. Кошмары голодного детства ещё не отпускали и снова страх. Немцы понимают или не понимают, но Хегаи рвутся домой, а ведь художнику предлагают не спешить, осесть в Германии, где так удобно работать. Татьяна Дмитриевна потом вспоминала, плакала, вдруг не пустят в Россию, домой. И снова - дом и снова работа.
Повествование Владимира Вячеславовича Нешумова о друге Илье Хегае издал наш художественный музей, за что великая благодарность. Жизнь художника в хронологии в слове доброго друга.
Детство и юность в голоде, унижение ссыльного человека и встреча, дружба с редкими замечательными людьми - всё было в жизни Ильи Николаевича. В 1991 году пришло признание на Западе, в Германии. Уже в следующем 1992 году большая (80 полотен) персональная выставка в Москве, г. Химки. Интерес к картинам возник у банков, коллекционеров и, неожиданно, заинтересовалось посольство Южной Кореи. Илья Николаевич получает приглашение в Сеул на Конгресс Всемирной ассоциации корейцев, от России всего четверо.
Прародина, родина предков, но всё показалось чужим, хоты очень хотелось показать свои работы. Но... погостил и вернулся.
В эти годы выставки следовали одна за другой. В 1993 году в Мюнхене, в том же 1993 году в городе-побратиме Белгорода - городе Херне (Германия). В 1994 году участие в выставке "Золотая кисть" в Центральном доме художника (г. Москва). И снова Германия, в 1997 году - город Радеберг. В 2002 году - выставка в Санкт-Петербурге. В 1997 году имя Старооскольского художника Ильи Хегая было включено в каталог "Всемирная энциклопедия художников - художники мира всех времён и народов" (Мюнхен, Лейпциг).
Тысячи зрителей увидели на выставках его Подсолнухи, Пионы, Гладиолусы, метаморфозы времён года в полотнах Оскольская осень, Зима, философские и трагические - Волк, Варлам Шаламов, Апокалипсис, Год Быка, 9 Мая. Раздумья, переживания, любование обликом в портретах Портрет жены, Семья, Вера, Кармен.
Есть картины в многоцветии, есть всего в трёх красках - жёлтой, синей, красной и есть вовсе - монохромные. Илья Николаевич, как человек Востока, воспринимает чёрный цвет как цвет радости. А такой трудный цвет для живописца!
И текла жизнь и было в ней всё. Но случилось горе - не стало Татьяны Дмитриевны, пошёл тому шестой год. Оборвалась земная связь, но есть высшая, и они ждут друг друга, поддерживают, помогают. Память ведь не бывает в одну сторону, отзвук, отблеск от неё всегда возвращается.
Илья Николаевич живёт недалеко от мастерской, бывает там почти каждый день. Работает, превозмогая трудности. Дети, внуки. Дети за всё награда - заботливые и добрые. Талант отца ценят, берегут сколько есть сил и возможностей.
А что же с картинами художника? Где они? У них своя судьба? "Разбежались", как писал Нешумов, по галереям и музеям Караганды, Алма-Аты, Рязани, Кишинёва, Белгорода, Старого Оскола, по частным и офисным коллекциям Старого Оскола, Белгорода, Казани, Москвы, Санкт-Петербурга. Картины Ильи Николаевича берегут в Болгарии, Польше, Финляндии, Германии, Щвейцарии, Тайване, Америке, Южной Корее... Разве мало того, чтобы признать его пророком, которого нет в своём Отечестве.
Картины Ильи Николаевича Хегая в нашей семье. Это десятки картин. Они ждут своего часа и места, когда будет в Старом Осколе музей одного художника. А пока приютили их СБЕРБАНК и АНО "НПА Промпроект". Полотна достойно расположены, доступны, да жаль, только сотрудникам этих учреждений. Благодарность нашей семьи Татьяне Ивановне Артеговой - Управляющему отделением Сбербанка России и Любови Тихоновне Ряжских - Генеральному директору АНО "НПА Промпроект". Доброе участие Любови Тихоновны и Татьяны Ивановны снимает нашу тревогу о жизни картин. Будут ведь лучшие времена?!
Другом был Илье Николаевичу Нешумов, "Нешумчик", так мы его звали, Владимир Вячеславович. Как скорлупки грецкого ореха раскололись и обнажилась пустота с уходом Нешумова. Ему, другу Хегаю, писал Владимир Вячеславович: "Что, Илюша, ноша ли душа или окрыленная?…" Не стало друга у Ильи Николаевича, оставил его одного на белом свете. Успел всё же написать о нём жизнеописание. Великое ему за то спасибо – и не сделал бы это никто и так бы не сделал. "Хронику жизни художника И. Н. Хегая" опубликовал Старооскольский художественный музей. Тиражом маленьким, сколько сил хватило. Издание, по существу, раритетное уже "от рождения".
О художнике Хегае публикаций много – от европейских энциклопедий до местных газет, есть сайт в Интернете. Больше сорока лет Илья Николаевич член Союза художников России. Есть, наверное, такие дела, которые можно делать не любя их, но только не живопись. Владимир Вячеславович, со слов Ильи Николаевича, из бесед-разговоров, от своего художественного провидения соткал повесть о мальчике-корейце. Родился на берегу залива Петра Великого, жил-бывал в городах большого Советского Союза, осел – прижился в нашем городе.
По словам матери, родился малец-удалец летом "когда в огороде зацветает тыква и картошка становится величиной с куриное яйцо". "Жили в трудах и безденежье, особой сытости не знали, но и не помирали с голоду. Имоза – "хочу всё знать", "В каждой бочке затычка", - везде совал свой любознательный нос..." - это из книги Нешумова. И следом в книге идёт страшный документ - Постановление Совета народных комиссаров Союза ССР и Центрального комитета ВКП(б) "О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края".
"Всё свершилось быстро, беспощадно и подло. Власти дождались поздней осени, когда люди убрали урожай... Не дали практически ничего взять с собой..." Везли через всю Сибирь больше месяца до окраины Караганды. "Что только не предпринимали, чтобы спастись от всё уничтожающего голода... Только что не воровали..." Рождались в семье дети, четверо умерло в младенчестве. Прошла большая жизнь. Илья Николаевич признавался, что "кошмары голода перестали сниться только в 1988 году".
И всё же чудо снизошло на голодного корейского мальчика. Это чудо встречи с Учителем. Владимир Александрович Эйферт не просто учительствовал, он дал детям своей студии образ жизни. Ссыльный художник, эрудит, европейски образованный человек и жаждущий желторот – сошлись судьбы.
После войны вышло "послабление" - корейцам разрешили перемещаться в пределах Казахстана. Тянуло учиться, но через два года, не выдержав голода, вернулся из Алма-Аты в родительскую землянку и изостудию Эйферта. Женился, дом построил. Какие силы оставались на живопись – уму непостижимо.
И снова "послабление" - разрешили корейцам перемещаться по Советскому Союзу. Так хотелось учиться, увидеть великую живопись. Но не смог жить в сыром Ленинграде, вернулся. Много работал, отступала нужда. И снова переезд, теперь уже в Рязань. У сорокалетнего человека наступил в жизни перелом, распалась семья. Новая семья, счастье в семье, но жизнь дом не давала. Илья мыкался в Рязани, Татьяна - в Темир-Тау. Никем другим и никак по-другому не мыслил себя художник. Только живопись, "капризная дама" определял Эйферт. Вечная благодарность и память об Учителе не покидает Илью Николаевича по сей день.
Как подарок судьбы случилась встреча с Виктором Попковым. Художнику Попкову выпала короткая жизнь и, к счастью, она осенила друга Илью. По рекомендации Виктора перебрался в Кишинёв и на радости - всей семьёй. Построил своими руками дом со светлой мастерской, то, о чём и мечтать не мог. Росли дети – сын Дима и малышка Наташа.
Важнее важного - встреча с великим Михаилом Греку, он "покорил его теплотой приёма, простотой общения, причудливостью биографии и происхождения, богатством разносторонних знаний... Илья почувствовал себя учеником...". И снова ждали перемены... Сколько ещё произойдёт событий в жизни художника Хегая, пока обретёт он место жизни, откуда уже не потянет вдаль.
Хоть и сказано, что нет пророка в своём Отечестве, они есть, живут среди нас. И творчество художника – его молитва. Музыкант звуками, писатель словом, художник - мазком кисти на холсте славят жизнь, печалятся и радуются.
Владимир Вячеславович Нешумов, сам незаурядный человек и писатель, служил своему другу художнику Хегаю словом. В их жизни всё было триедино - слово, цвет, музыка. Их беседы были похожи на раздумья философов и болтовню мальчишек одновременно. Нельзя было уловить грань шутки и высокой похвалы. Так прикрывалась нежность дружбы между двумя дорогими друг–другу людьми. Потери незаменимы.
Старый Оскол возник в жизни семьи Хегай неожиданно, оказалось, основательно и надолго. Владимир Вячеславович, его жена Лира Султановна Абдуллина навсегда остались его друзьями. Лира посвящала другу стихи, художник с любовью и благодарностью писал портрет поэтессы. И не пройти мимо вдохновенной работы. К счастью, она в Старооскольском художественном музее.
В Старый Оскол приехал зрелый художник, росла известность и по праву. В 80-е годы прошли персональные выставки в Старом Осколе, Белгороде и, как результат, закупались картины в музеи. Позже Илья Николаевич создаёт серию картин под впечатлением церквей города. Кто видел его белый "Храм" - забыть невозможно, "белый на белом с вратами древом и золотыми крестами, засверленными в белую высь...". "Больше ничего не пиши" - сказал ему приятель - художник.
В 80-е годы в городе появились строители-иностранцы. Зачасти ли в мастерскую. Отправляя картину за рубеж, горевал как за ребёнком и радовался - художник пишет для людей, для их души, для глаз и слуха. Да-да, для слуха. Картины звучать и рядом висящие переговариваются. Илья Николаевич сам всегда развешивал и менял местами: "Эта с этой говорит".
В августе 1991 года успех в Зальцгиттере, городе-побратиме. Выставку спонсировал "Осколцемент", а Владимир Вячеславович Нешумов был всем - и вдохновителем, и организатором и тем, кто обеспечивал, как теперь принято говорить, информационную поддержку. Несколько замечательных дней в Германии. Тёплый приём городских властей, оценка и восторг собратьев-художников и критиков, встречи и интерес горожан.
Представление о советском художнике на Западе было достаточно стереотипным. "В голове у меня стояло официальное искусство, картины прославленного рабочего класса. Но всё оказалось по-другому. Картины Хегая не имели ничего общего с государственным искусством. Они искрились красками, переливались сдержанными пастельными тонами или пронзали своей простотой, как например, "Капля мёда", - так писал в городской газете Зальцгиттера доктор искусствоведения Бродер-Генрих Кристианзен.
К выставке был издан каталог на двух языках - русском и немецком. Один из авторов писал: "Картины Хегая могут быть для зрителей, знакомящихся с ними, неудобными. Слишком долго следует всматриваться в картину, чтобы понять её. Но не говорит ли это в пользу картин? Не возвышаются ли они, тем самым, намного над большой частью картин, содержание которых распознаётся с первого взгляда... К посетителям выставки будут ставиться высокие требования. Они должны быть в состоянии вступить в немой диалог с символикой картин...»
Живопись, как никакое другое искусство, символична, часто условна и всегда многогранна. А вдуматься ведь - живое писание, вот что есть картина.
Вспомните август 1991 года. В России - путч, тревога. Илья Николаевич и Татьяна Дмитриевна ещё в Германии, визит продолжается. На наших экранах - "Лебединое озеро", на экранах Германии - танки в Москве. Кошмары голодного детства ещё не отпускали и снова страх. Немцы понимают или не понимают, но Хегаи рвутся домой, а ведь художнику предлагают не спешить, осесть в Германии, где так удобно работать. Татьяна Дмитриевна потом вспоминала, плакала, вдруг не пустят в Россию, домой. И снова - дом и снова работа.
Повествование Владимира Вячеславовича Нешумова о друге Илье Хегае издал наш художественный музей, за что великая благодарность. Жизнь художника в хронологии в слове доброго друга.
Детство и юность в голоде, унижение ссыльного человека и встреча, дружба с редкими замечательными людьми - всё было в жизни Ильи Николаевича. В 1991 году пришло признание на Западе, в Германии. Уже в следующем 1992 году большая (80 полотен) персональная выставка в Москве, г. Химки. Интерес к картинам возник у банков, коллекционеров и, неожиданно, заинтересовалось посольство Южной Кореи. Илья Николаевич получает приглашение в Сеул на Конгресс Всемирной ассоциации корейцев, от России всего четверо.
Прародина, родина предков, но всё показалось чужим, хоты очень хотелось показать свои работы. Но... погостил и вернулся.
В эти годы выставки следовали одна за другой. В 1993 году в Мюнхене, в том же 1993 году в городе-побратиме Белгорода - городе Херне (Германия). В 1994 году участие в выставке "Золотая кисть" в Центральном доме художника (г. Москва). И снова Германия, в 1997 году - город Радеберг. В 2002 году - выставка в Санкт-Петербурге. В 1997 году имя Старооскольского художника Ильи Хегая было включено в каталог "Всемирная энциклопедия художников - художники мира всех времён и народов" (Мюнхен, Лейпциг).
Тысячи зрителей увидели на выставках его Подсолнухи, Пионы, Гладиолусы, метаморфозы времён года в полотнах Оскольская осень, Зима, философские и трагические - Волк, Варлам Шаламов, Апокалипсис, Год Быка, 9 Мая. Раздумья, переживания, любование обликом в портретах Портрет жены, Семья, Вера, Кармен.
Есть картины в многоцветии, есть всего в трёх красках - жёлтой, синей, красной и есть вовсе - монохромные. Илья Николаевич, как человек Востока, воспринимает чёрный цвет как цвет радости. А такой трудный цвет для живописца!
И текла жизнь и было в ней всё. Но случилось горе - не стало Татьяны Дмитриевны, пошёл тому шестой год. Оборвалась земная связь, но есть высшая, и они ждут друг друга, поддерживают, помогают. Память ведь не бывает в одну сторону, отзвук, отблеск от неё всегда возвращается.
Илья Николаевич живёт недалеко от мастерской, бывает там почти каждый день. Работает, превозмогая трудности. Дети, внуки. Дети за всё награда - заботливые и добрые. Талант отца ценят, берегут сколько есть сил и возможностей.
А что же с картинами художника? Где они? У них своя судьба? "Разбежались", как писал Нешумов, по галереям и музеям Караганды, Алма-Аты, Рязани, Кишинёва, Белгорода, Старого Оскола, по частным и офисным коллекциям Старого Оскола, Белгорода, Казани, Москвы, Санкт-Петербурга. Картины Ильи Николаевича берегут в Болгарии, Польше, Финляндии, Германии, Щвейцарии, Тайване, Америке, Южной Корее... Разве мало того, чтобы признать его пророком, которого нет в своём Отечестве.
Картины Ильи Николаевича Хегая в нашей семье. Это десятки картин. Они ждут своего часа и места, когда будет в Старом Осколе музей одного художника. А пока приютили их СБЕРБАНК и АНО "НПА Промпроект". Полотна достойно расположены, доступны, да жаль, только сотрудникам этих учреждений. Благодарность нашей семьи Татьяне Ивановне Артеговой - Управляющему отделением Сбербанка России и Любови Тихоновне Ряжских - Генеральному директору АНО "НПА Промпроект". Доброе участие Любови Тихоновны и Татьяны Ивановны снимает нашу тревогу о жизни картин. Будут ведь лучшие времена?!
Татьяна БРЫЖИК, 2010
К 80-летию со дня рождения художника
